Онегин в совершенстве знал французский язык, был знаком с художественной литературой, с историей, «читал Адама Смита», хорошо разбирался в театральном искусстве. Описывая все это, Пушкин подчеркивает культурный уровень героя. Образом жизни, кругом чтения и бытом Онегин обязан Европе. Между тем великая античная культура Греции и Рима, а также динамично развивающиеся современные культуры Франции, Италии, Англии остаются для Онегина за семью печатями. Духовные достижения этих стран словно пропущены Онегиным сквозь сито его скучающего сознания, он скользит по ним взглядом книжного педанта и одновременно недоучки: ему лень вдумываться в эти культуры, тем более их распечатывать. Иначе говоря, существование Онегина оторвано от духовных корней. Оно эгоистично. И в этом смысле образ Онегина резко отличается от образа автора, для которого культурные достижения и произведения искусства имели решающую роль среди прочих жизненных ценностей. Вот Онегин в театре или ресторане. Эти два места для Онегина, по существу, мало чем отличается друг от друга. Они как будто созданы для удовольствия и развлечения Онегина. По крайней мере, так это выглядит с его точки зрения. Как поглощает Онегин в ресторане Талона «ростбиф окровавленный», так же точно он привычно «проглатывает» театральное представление вместе с актерами, актрисами и балетом, а заодно и «ложи незнакомых дам». На них он наводит свой «двойной лорнет». Сцена и искусство театра уже давно перестали его интересовать. " … потом на сцену В большом рассеянье взглянул, Отворотился — и зевнул, И молвил: «Всех пора на смену; Балеты долго я терпел, Но и Дидло мне надоел» (I, XXI). Словом, пользуясь известным выражением К. С. Станиславского, Онегин любит «не искусство в себе, а себя в искусстве». Он «почетный гражданин кулис», что означает его власть над судьбой и успехом театральных актрис — нередко заложниц враждебных театральных партий ("Театра злой законодатель"), состоящих их таких вот онегиных, «Где каждый, вольностью дыша, Готов охлопать entrechat, Обшикать Федру, Клеопатру, Моину вызвать (для того, Чтоб только слышали его) (I, XVII). Из театра перепорхнуть в гостиную — все равно что перейти из комнаты в комнату: в некотором смысле театр похож на светскую гостиную, ведь и балерины, и светские красотки в театре или на балу, и «кокетки записные» для Онегина — пища, питающая его эгоизм и тешащая самолюбие. Круг чтения Онегина — поэмы тогдашнего властителя дум Байрона, а также модные французские и английские романы, в том числе чрезвычайно популярный во времена Пушкина романа Метьюрина «Мельмот-скиталец». Онегин глядит на мир глазами Мельмота — эдакого демонического персонажа, заключившего договор с дьяволом, менявшего обличья, чары которого были губительны для женщин. Поэма Байрона «Паломничество Чайльд-Гарольда» тоже излюбленная книга Онегина. Среди современников Пушкина она была настолько модной, что чайльд-гарольдовская хандра, скука, разочарование стали привычной маской светского человека. Типичность Онегина в начале романа бросается в глаза: образование, образ жизни, манера поведения, времяпрепровождение — все, как у столичных жителей: петербуржцев и москвичей. Онегин здесь — «герой своего времени» . lit.lib.ru/g/galkin_a_b/geroiisujetrusli…
