Софья считает Молчалина хорошим человеком, а он на самом деле редкостный мудак. Да вот, посмотрите: Душевные терзания Софьи вызваны тем, что богатые задатки ее натуры испорчены пошлым окружением и ложными идеалами, которые она составила себе под влиянием сентиментальных романов. Ее представления о Молчалине и Чацком далеки от реальности. Молчалин кажется ей романтическим героем. Девушка приписывает ему массу добродетелей, которыми он не обладает. Например, это ее высказывание о Молчалине никак не соответствует действительности: «Молчалин за других себя забыть готов». В отношениях с Чацким героиня столь же «слепа» и «глуха», как и в отношениях с Молчалиным. Девушка не желает его понять, избегает объяснений. Софья несправедлива к нему. Считает его черствым и бессердечным: «Не человек, змея! » Она приписывает ему злобное желание «унизить» и «кольнуть» всякого. Дочь Фамусова отпугивает новый, свободный образ мыслей Чацкого, его остроумие, красноречие. Девушка ошибается, когда видит в Чацком высокомерного выскочку, утверждая, что он «… об себе задумал … высоко». Молчалин устраивает героиню еще и тем, что ему она может покровительствовать, а если выйдет за него замуж, и помыкать им. Секретарь Фамусова соответствует «высокому идеалу московских всех мужей», а с Чацким Софью ожидало бы трудное счастье. Ложные представления, умственная и нравственная слепота привели девушку в финале к истинному потрясению. С одной стороны, разоблачение Молчалина, прежде всего наносит удар по ее самолюбию: «Иначе расскажу всю правду батюшке с досады… » С другой стороны, героиня прозревает, понимает, что любила человека недостойного. Софью терзает чувство стыда: «Себя я, стен стыжусь». Героиня винит только себя и искренне раскаивается. «Вся в слезах», она произносит свою последнюю реплику: «Я виню себя кругом». В финале в облике Софьи, несмотря на унизительную сцену, проступают черты трагической героини. Как писал И. А. Гончаров, «… Она загублена в духоте … ей … тяжелее всех, тяжелее даже Чацкого… » Развязка любовного сюжета стала для умной Софьи «горем», жизненной катастрофой.
